Моя бабушка всю жизнь прожила на одном месте, в небольшой деревне под Волоколамском. Она еще помнила годы войны, страшные бои и даже немцев, которые стояли в их деревне. Я любил слушать ее рассказы, было одновременно и жутко и очень интересно. Помню, забирался в погреб и представлял, что я, как когда-то бабушка, прячусь от фашистов. Брал большую палку и бегал с ней по двору, словно отстреливаясь, сидел в кустах на заднем дворе в засаде. Особенно мне нравилось ходить с бабушкой на кладбище. Старое, заросшее сорной травой, оно всегда выглядело зловеще. Там было много могил погибших во время войны, иногда бабушка рассказывала о них. Одна могила стояла особняком, не было на ней ни памятника, ни креста.
— Не ходи туда, нечистое это место, — говорила бабушка.
Кажется, я уже тогда видел их. Мать и двое детей. Они сидели на той нечистой могиле. Потом я вырос, бабушка постарела, и мы ее взяли к себе. Так что ни в деревне, ни на кладбище, я не был лет десять. За нашими могилками ухаживала тетя Клава. А недавно бабушка умерла. Дом она завещала мне. Начав оформлять документы, я поехал в деревню. Шел по дороге к родному дому. Проходил вдоль реки и представлял, как мы с деревенскими мальчишками по утрам бегали купаться на реку. Неподалеку стоял лес, в который мы ходили за ягодами, строили там шалаши. На душе было так светло и радостно. Казалось, что сейчас войду в дом и навстречу выбежит бабушка:
— Милый мой приехал! — радостно улыбнется и обнимет меня. — Кушать хочешь? Я вот картошечки наварила.
И не было ничего вкуснее той картошки и соленых огурчиков, которые наша бабушка всегда солила сама, по какому-то особому рецепту. Жаль, что нельзя повернуть время вспять и хоть ненадолго вернуть те счастливые моменты.
Я вошел в дом и чуть не заплакал. Так пусто здесь было…
Потом решил проведать соседку Клаву. Она встретила меня, как родного. Тоже поставила на стол картошечку, напоила вкусным чаем с душицей. Тетя Клава тоже постарела, но держалась еще бодрячком. Она рассказала мне о том, куда и к кому идти, чтобы оформить бумаги. Потом я решил сходить на кладбище, здесь покоились бабушкины сестры. На сердце стало тяжело, муторно. Я шел вперед и краем глаза заметил, что на кладбище кто-то есть. Наши могилы были убраны, вычищены. Тетя Клава не бросала их. Потом огляделся и заметил на той самой нечистой могиле женщину и двоих детей. Значит, и они не бросают своих, все еще ходят, поминают их. Правда, почему-то не прибираются на могиле, она заросла травой.
…С документами были сложности, мне пришлось еще раз приехать в деревню. В следующий раз снова пошел на кладбище. И снова на той могиле увидел эту странную семейку. Они сидели тихо, не разговаривали между собой. Мальчик что-то чертил палочкой на земле, девочка положила голову на колени матери. У меня появилось странное ощущение, и тут догадка буквально пронзила меня. Как это может быть? В детстве я видел их, совершенно точно, их! Прошло столько лет, а они не изменились! Дети должны вырасти, а мать постареть. Я стал наблюдать за ними. Старая серая кофточка на матери, потрепанное платьице на дочери и какой-то чудной пиджачок на мальчишке. Когда возвращался назад, специально подошел поближе, чтобы разглядеть их. Они же словно и не заметили меня.
…В следующий раз, когда я приехал в деревню, первым делом пошел на кладбище. Я пришел рано, но мать с детьми уже были на месте. Погода была ненастная. А они даже не оделись: мать была все в той же серой кофте, девочка в летнем платьице и мальчишк в своем пиджачке. Я подошел к ним:
— Здравствуйте!
Но они не замечали меня. Когда я еще раз крикнул, женщина повернула голову в мою сторону, рассеянно посмотрела, будто сквозь меня и чуть улыбнулась уголком рта.
— Вы не замерзли? Может вам помощь нужна? Я могу привезти.
Было ощущение, что я говорю с пустотой. Им словно не было холодно. Пришлось уйти.
С кладбища вернулся быстро:
— Ты бегом что ли бежал? — спросила тетя Клава.
— Что там за странная семья все время на могиле сидит? Бабушка ее называла нечистой.
— А-а, ты об этих… — Так это нелюди.
— Как нелюди? Я подошел, предложил им помощь, но они молчат, не отвечают. — Я же их еще с детства помню.
— Да ты не бойся, они тут еще с войны живут… Их же расстреляли тогда, вот они на могилу к своему убивцу и приходят. Мне тогда три года стукнуло. Только то, что боялись их и ненавидели. Жил у нас дядька Михей, он полицаем заделался, с немчурой стал дружить. А его сестра партизана раненого у себя укрывала, а Михей ее выдал. Эту сестру с детьми расстреляли на глазах у всей деревни. Вот эту сестру с детьми ты и видел. Говорят, когда ее с детьми повели, она кричала, что век его проклинать будет. Вот и ходит к нему на могилку, разговоры ведет. Это же другой мир, вот мы и не слышим ничего.
— Не робей, не тронут они тебя. Смирные, тихие они.
Вскоре я продал дом, потом умерла тетя Клава. Я взял с собой товарища, но ему ничего не сказал о призраках. Мы шли с ним по протопанной дорожке и вот вошли на кладбище. Я начал искать взглядом ту семью. Но у камня никого не было. Я прибрался, поправил крест. Задерживаться не стали, пошли обратно. Я обернулся. Они сидели на своем месте. Я остановился.
— Что с тобой? Это твои знакомые? Хочешь, подойдем к ним.
— Нет, не надо. Пойдем скорее отсюда.
— А семейка эта очень странная, словно не от мира сего…
Не знаю, когда я еще соберусь в деревню на кладбище. Пока не хочется об этом думать…
